Между жизнью и смертью

Ночь бывает самой темной перед рассветом.

Я думала, этот день не кончится никогда. Он был похож на кошмарный сон, из которого никак не удавалось вырваться.
Но вот наконец сгустились сумерки, в окно повеяло вечерней прохладой. Дневная суета понемногу улеглась. Слышно было, как Билли провожал квилетов. Последними уходили Сэм и Эмили. Они втроем еще долго разговаривали на крыльце. Наконец дом опустел. Остались только хозяева, Карлайл и я. Тихо скрипнула инвалидная коляска, и Билли показался на пороге комнаты. Я поразилась происшедшей в нем перемене: за считанные часы вождь племени растерял свое величавое спокойствие. Передо мной был раздавленный горем старик. От гордой осанки не осталось и следа, плечи поникли, лицо посерело и осунулось, морщины глубже врезались в кожу. Билли долго молча смотрел на сына, затем словно очнулся, поднял на меня покрасневшие от слез глаза, хотел что-то сказать, но не смог, развернулся и выехал из комнаты.
В доме все смолкло. Ночная прохлада вливалась в открытое окно и наполняла комнату запахом океана. Легкий ветерок тихо шуршал в листве деревьев, навевая покой и дрему.
Но воцарившаяся в доме тишина почти не принесла мне облегчения. Я продолжала нести свою вахту, сидя в старом, обшарпанном кресле у постели больного. Стало совсем темно, и я включила ночник возле его кровати. Он не приходил в сознание с тех пор, как все случилось. Его лицо было совсем юным, каким-то страдальческим и совершенно беззащитным. Голова безвольно лежала на подушке, черты заострились, губы приоткрылись, в уголке рта был виден маленький пузырек слюны. Правая рука в гипсе, ребра стянуты тугой повязкой. К телу тянулись провода с датчиками, в горле кислородная трубка. Рядом с высокой больничной кроватью ритмично пикал монитор, отмеряя удары сердца. Все необходимое оборудование, какое только возможно было добыть за день, установили здесь, в гостиной Блэков, ставшей от этого совсем тесной и похожей на палату реанимации. Доктор сделал все возможное и невозможное для своего пациента, которому в больницу ехать было никак нельзя.
Внутри меня все сжималось от боли и муки. Лучше сто раз умереть самой, чем видеть эту восковую неподвижность тела. Еще сегодня утром в нем было столько энергии и жизненных сил! А сейчас я физически ощущала, как они тихо утекают куда-то в зияющую холодную пустоту, вытягиваются в тончайшую нить, грозя оборваться в любую секунду. До боли в сердце хотелось удержать эту нить, обнять его, как ребенка, спрятать, согреть своим теплом, поделиться своим дыханием. Только бы жил! Все остальное неважно. Только бы жил! Я знала, что Карлайл где-то поблизости и мгновенно придет на помощь, если что, но закрыть глаза и задремать было страшно. Что, если случится кризис, а я ничего не услышу, упущу драгоценные секунды? Каждая теперь на вес золота, потому что за ней - неизвестность. Думать об этом было невыносимо. Мне вдруг так сильно захотелось дотронуться до него. Я подошла к изголовью кровати и осторожно, едва касаясь пальцами прохладной кожи, погладила высокий лоб, очертила брови, скулы, нежно приложила свою ладонь к смуглой щеке, затем взяла его безжизненно повисшую левую руку в свои и прижалась к ней губами. Какой-то иррациональный, не поддающийся контролю страх накатил новой волной. За последние сутки он ни на минуту не отпускал, изматывал, отнимал последние силы, а с ними ясность мыслей. Усилием воли удалось побороть панику и немного успокоиться.
Время потихоньку шло: минуты одна за другой падали в тишину комнаты, словно лекарство в капельнице. Я неподвижно сидела в кресле и думала, думала… Ну почему так получилось? Почему пострадал именно Джейк? Отдельные события совпали сегодня, сошлись в одной точке и обернулись против него. За что ему все это? Вопросы неотвязно крутились в голове. Я стала перебирать в памяти весь прошедший день и ночь в палатке накануне сражения, каждый взгляд, каждое слово, каждое прикосновение… Сердце замирало от воспоминаний… Я снова пережила наш поцелуй... Как же горько ему было знать, что мы никогда не будем вместе! И с этими мыслями он ринулся в драку! Совершенно очевидно, что вина за все случившееся с моим другом лежит на мне одной. Да, именно так. Если бы перед сражением Джейкоб не был расстроен, ничего подобного не произошло бы, ведь он прекрасный боец. Все дело во мне, в моей трусости. Я слишком долго пряталась от очевидного: наша дружба давным-давно перестала быть просто дружбой. Но мне УДОБНО было страдать рядом с ним по Эдварду. Сколько же боли я причинила Джейку! Так сильно тянулась к нему – и называла его только другом, грелась в его лучах – и не позволяла надеяться на взаимность. Не отпускала и отталкивала одновременно. А он влюблялся все сильнее, увязал все глубже, вытаскивая меня из депрессии. Я ведь все видела! В итоге он чуть не заплатил за мой эгоизм своей жизнью. Теперь не сомневаюсь, что его раны не случайность. Какая жестокая цена! И плачу ее не я! Почему меня не сожрали новорожденные?! Почему земля не разверзлась подо мной?! Хотя муки совести, наверное, сильнее адского пламени. Вот и хорошо. Я заслужила их на всю оставшуюся жизнь.
Но еще труднее было думать о будущем. Что же теперь будет со всеми нами: с Эдвардом, с Джейком, со мной? Как разрешить неразрешимую проблему? Кто опять пострадает? Хорошо бы только я. Но по моим счетам всегда платят любимые люди. Что мне делать? Оставить сейчас Джейкоба я не могу. Просто физически невозможно встать и уйти из этой комнаты. Эдвард, конечно, все видит и понимает. Что он чувствует, очень хорошо представляю, черт меня возьми! Но не могу поступить иначе. Не могу! А если Джейк ощущает мое присутствие? Если это помогает ему бороться за жизнь? Не могу уйти! И не хочу - чего уж врать... Ситуация хуже не придумаешь. Боже мой, боже мой! Что же я за проклятое создание?! Тем, кого люблю, приношу только горе. От этих мыслей можно сойти с ума.
Сколько прошло времени? Я посмотрела в окно - скоро рассвет. Усталость, наконец, взяла свое - постепенно сознание стало путаться, и я незаметно для себя задремала. Где-то на границе сна и реальности измученный разум преподнес мне очередной кошмар: я увидела себя лежащей на больничной кровати, вокруг меня врачи, слышно пиканье монитора. Но почему-то мне не больно и голова вполне ясная. Я удивилась и хотела спросить у молодого черноволосого доктора, зачем я здесь. Но вдруг писк монитора участился и перешел в непрерывный звук, а моя грудь буквально взорвалась от боли, и я отчетливо поняла, что останавливается мое сердце. Однако по совершенно непостижимой логике кошмара я продолжала жить, все видела, слышала и чувствовала. Почему-то я знала, что остановилась только половина сердца, а другая судорожно билась, ритм учащался, я начала задыхаться. Отчаянно цепляясь за жизнь, я понимала, что не умру, но меня ждет вечная мука на грани жизни и смерти. От этого стало невыносимо, как будто грудь придавил тяжелый камень. Как жить без половины сердца?! Молодой доктор, видя мое состояние, издал тихий мучительный стон.
Я в ужасе проснулась - и тут же попала в другой кошмар: кардиомонитор уже не пищал, он издавал непрерывный сигнал, а на экране ползла ровная линия вместо зигзага. Над кроватью больного склонились Карлайл и Эдвард. Они о чем-то тихо и очень быстро говорили. Лица сосредоточены, движения молниеносны, почти неуловимы для моих глаз. В руки Эдварда будто сам собой вскочил дефибриллятор. Все поплыло перед глазами. Звуки стали приглушенными, будто меня накрыли подушкой. Я услышала треск электрического разряда и краем глаза увидела, как тело Джейкоба дернулось на кровати. Затем скороговорка и еще один разряд тока…и еще… Я провалилась в глухую темноту.
Резкий запах нашатырного спирта выдернул из забытья. Эдвард склонился надо мной и с тревогой спросил:
- Как ты, Белла?
- Где я?
- В гостиной. Я перенес тебя на диван.
В голове немного прояснилось, и я уже набрала воздуха, чтобы задать главный вопрос, но Эдвард меня опередил:
- Мы его вытащили. Он жив.
Я шумно выдохнула. Все тело было охвачено слабостью, голова кружилась. Не давая мне заговорить, он продолжал:
- А вот тебе срочно нужен отдых. Поспи немного. Все будет хорошо.
Возмущаться не было сил. Джейк жив – это главное, остальное сейчас неважно. Эдвард подхватил меня на руки и понес. Ритмичный шаг и головокружение быстро делали свое дело, и я мягко поплыла куда-то.